Они рухнули на постель, окруженную свежесжатыми снопами зерна. Ее ноги обвили его бедра. Сашка совершенно потерял голову. Казалось, они взлетают вместе куда-то высоко-высоко. Девичья грудь, содрогающаяся под поцелуями, такая… такая… Он целовал ее всю неистово и жадно, как путник, дорвавшийся до воды в пустыне. Желание стало таким сильным, что в паху резануло болью. «Господи!..» Ее лицо перед глазами, страдальчески счастливое, искаженное сладкой мукой. Губы, приоткрытые судорожным вздохом…
Они довели друг друга до безумия. Потерялись во времени, не понимая и не желая понимать – где верх, где низ и кто из них кто, позабыв свои имена. Рвались навстречу, как если бы их разделяло огромное расстояние, проникали сквозь, теряя и находя себя в безумном, нескончаемом танце. Устав, лежали, целуясь, впивая дыхание друг друга, и вновь все начиналось сначала. Уже солнце светило в окошко, а они никак не могли остановиться… На секунду оторвавшись от ее губ, Сашка приподнялся и увидел, что тело девушки окутывает золотое, манящее сияние. Ее кожа была странного персикового цвета, и солнечные лучи выхватывали из полумрака волшебные изгибы, окруженные сияющим ореолом. «Ярина… Яра…» Она смотрела на него, и глаза ее на этот раз были зелеными…
Когда они проснулись, был уже давно белый день. Сашка поцеловал ее и спросил:
– Как ты?
Ярина улыбнулась:
– Мне кажется, что ты все еще во мне…
В дверь осторожно поскреблись.
– Эй, счастливые! Не нашумелись еще? – произнес голос Хагена. – Есть хотите?
…Ты! Ты-ты кинула, ты!..
Из песни
Они сидели рядом на берегу реки и смотрели, как волны ворочают на песке обломок доски. Чайки приветственно вопили, седлая восходящие потоки. Пахло летом и свежестью. «Хорошо! Как хорошо!..»
– Скажи, – он нарушил долгое молчание. – Чего ты испугалась тогда, ночью?
Она подняла голову, и глаза ее отразили озерную синь.
– Понимаешь… ты не отсюда, из другого мира. Я не знала – как там у вас относятся… Ну к… девичьей невинности. Здесь мы не обязательно должны выходить замуж… такими. Даже наоборот. Но у всех языков свой закон. Иные и не мыслят по-другому… Почему ты смеешься надо мной?
– Я не смеюсь, – ответил Сашка. – Я улыбаюсь. С вашим обычаем по этому поводу уже знаком. А у нас… У нас, наверное, это если и волнует кого-то, то не всех. Слишком большая страна… и народ, много обычаев перемешано. И я не отношусь к тем, кто трясется над такими глупостями… И знай, я бы принял тебя любую… Был там у тебя кто-то или нет.
– Я рада, – просто сказала она. – И кстати! – ее ноготки шутливо, но довольно болезненно впились ему в ухо. – Откуда это тебе известны ЭТИ наши обычаи? Кто она?
– Ну мы ведь не по пустыне сюда шли, – Сашка осторожно освободил орган слуха из ее цепких пальчиков. – Ну ладно… Ладно… В Нижнем Волочке это было. Ясной ее зовут…
Его опрокинули в траву и шутливо, но вполне ощутимо намяли ему бока.
– Вау! – возопил терзаемый Сашка. – Сдаюсь! Больше не буду! – после чего был поцелован, слегка покусан и снова поцелован. Некоторое время они продолжали целоваться.
– Слушай, – спросил он в перерыве. – А кто он? Или они?
Яра прекратила его тискать и уселась, обхватив руками колени. Он тронул ее за плечо:
– Эй! Ты можешь не говорить, если не хочешь… Это, в конце концов, вовсе не важно.
– Важно! – она зябко повела плечами, и Савинов осторожно обнял ее. – Он был только один. Олелем зовут. Он охотник, один из лучших. Большую часть года пропадает в лесах. Дом у него на Славенском конце… Я его давно знала, да и кто его не знает! Удачлив, весел… Правда, часто людей сторонится, так на то и охотник. Мы с ним на Купалу встретились. Я сама его выбрала – он здорово танцевал, высокий, ладный… – Сашка вдруг с удивлением почувствовал, как его кольнула игла ревности. Ярина почувствовала, прильнула щекой к плечу. – Ты не думай, он мне не нужен… Просто девки все уже с парнями гуляют, а я одна, как… Они смеялись, говорили, что из-за гордости своей одна останусь. Мне до их слов всегда ровно было, а тут как подцепило стать. Как батюшка говорит: «Опять тебе, доча, вожжа под хвост попала!» Я виду-то не подала, да очень уж захотелось узнать, каково это – с парнем? А он мне понравился, волосы – как смоль… Вот и пошла с ним плясать, да через костры сигать, а после он мой венок из реки выудил… Знаешь, как это? Плетут девчата венки и запускают в реку на суженого, а парни по течению ждут, ловят… Чей попался – с той и идти…
– А что ж не заладилось?
– Он горяч оказался. Да не все мне по нраву пришлось… Иное нужно делать, только если оба хотят, а так… И потом, он ко мне прилип. После ночи решил, видно, что все: я – его. Будто не свободна. Стал других парней задирать, если кто посмотрит. А он сильный, быстрый как рысь… Отвадил всех. Надоел. Потому, когда сватов прислал, дала ему от ворот поворот. Он даже не понял вначале, а потом взъярился, грозиться стал… Ну, тогда его брат со двора и вышиб. Сила силу ломит…
Сашка сидел, слушал. И этот Олель ему все больше не нравился. Он даже почувствовал, что разозлился, и гнев, внезапно возникнув, стал туманить мысли. «Вот ведь угораздило тебя, рыжик!» Она взглянула на него, затормошила:
– А ну перестань желваками-то на скулах играть! Не хватало еще чего!.. – И, помолчав, вдруг сказала: – А у тебя-то женщин много было.
Когда до Савинова дошло, что это не вопрос, а утверждение, он удивился, и мысли о чернявом охотнике вылетели из головы.
– С чего это ты взяла?
– Да с того, видно же! Ты красивый, я с некрасивым не пошла бы… (Ишь ты! – Сашка мысленно развел руками. – Ну и самомненьице-с!) …И необычный ты, странный… Думаю, что и у себя дома ты был странным – не как все. Таких бабы любят.