За лето фенны уже два раза пытались напасть на его зимовье. Рыжеволосый собрал своих воинов – всего два с половиной десятка и разгромил одно из их поселений. Взял заложников и пообещал – они умрут страшной смертью, если лагерь не оставят в покое. Оставили, но вокруг все равно было неспокойно. Он отправил посуху, через земли феннов, свеев и Халогаланд, двух посланцев в родной фиорд к своей жене, которая там сейчас управляет хозяйством. Передал, чтобы к весне приготовили два драккара, и назначил место встречи. Ему, с малым числом, придется зимовать здесь. Чтобы пройти с таким грузом мимо враждебных берегов летом, почти без хирдманов – нечего и думать. По весне он отправится навстречу своим к условленному месту, а там – уже достанет сил, чтобы отбить любое нападение. Конечно, если посланцы дойдут…
Рыжебородый был хевдингом – военным вождем – уже много лет и понимал: если удача отвернется от него и в этот раз, то хирдманы уйдут к другим предводителям. Хевдинг, потерявший удачу, не может водить хирд.
Сигурни снова снился тот же кошмар. Хагена уносило от нее стальным вихрем. А может, это ее уносило от него. Что-то темное вставало за ее левым плечом и тянуло, тянуло к ней костлявые длани. Сигурни знала, что это – смерть, но она ей казалась избавлением. Черная бездна протягивала к ней мириады рук, впивалась в тело кожаными петлями арканов. Бездна глумилась, рычала и хохотала дикими гортанными голосами. Девушка билась в путах, пытаясь освободиться, но тщетно. Она звала из последних сил. Звала Хагена. Временами ей казалось, что он идет к ней, что он уже близко. Иногда – очень редко – ему удавалось даже коснуться ее и обрубить несколько ремней, но стальной вихрь снова уносил его. В конце концов тьма затягивала ее, и она чувствовала на себе смрадное дыхание. Липкие руки шарили по ее телу, тяжелые туши наваливались и насиловали, насиловали… Свистели бичи, лилась кровь. И тогда она отчаянным усилием освобождалась, чтобы броситься навстречу смерти… И просыпалась, покрытая холодным потом. Сильные руки любимого обнимали ее, баюкая, а она плакала и не могла вспомнить. А потом засыпала черным сном без видений, а Хаген сидел над ней с обнаженным мечом, охраняя.
Город готовился к празднику Перуна, бога грозы и воинов. Жрецы готовили требище для вкушения жертвенной пищи, воины беспрестанно упражнялись, чтобы предстать перед своим богом достойными его внимания. Из окрестных лесов и со складов везли сухие дрова для костров, гнали скотину. Многие купцы покинули город, отправляясь дальше по торговым путям. Кто-то возвращался домой, распродав все товары, а иные только прибывали. У пристани разгружались их лодьи, доверху набитые товаром. Сновали приказчики. Заготавливали еду, извлекали из ларей праздничные наряды. Огнищане на своих лесных полях готовились к скорой уже жатве. Люди очищались к празднику, не подозревая, что беда подобралась очень близко. Лишь немногие чуяли ее. Князь Ольбард тоже чувствовал странное, давящее беспокойство. Он приказал усилить стражу, разослал по лесным тропам дозоры. Но беспокойство не проходило. Вечерами он так же, как и Хаген, выходил на воздух и смотрел на звезды, тщась прочесть по ним судьбу своего града. Но звезды молчали. Это было странно, как если бы вещий дар князя вдруг покинул его, оставив лишь смутное видение, как у других людей. Ольбард надеялся, что на празднике Перуна он узнает ответ. Главное – чтобы беда не нагрянула раньше.
Сашка с головой ушел в дела, целые вечера проводя в Богдановой кузне. Поутру упражнялся со своим десятком и побратимами. Его тоже время от времени посещало предчувствие беды. Почему-то теперь, когда он видел Ярину, дочь Богдана, в его сердце вместо радости всплывала душная предгрозовая тревога. Чтобы заглушить ее, он рассказывал девушке веселые истории и даже заказал златокузнецу колечко для девушки. Он гнал тревогу прочь – ведь все хорошо, лодья почти готова, и новенькие камнеметы на станках уже ждут ее в корабельном сарае. За повседневной суетой он позабыл свою летную заповедь: будь наготове, бой не заканчивается никогда! Наверное, слишком велико было желание завершить начатое дело. Если бы он поступал так на войне – на ТОЙ войне, то попал бы сюда гораздо раньше, а может, не попал бы вовсе. Но слишком долго царил мир – аж целый месяц, и Савинов расслабился. Это едва не стоило ему жизни. Ему и многим другим.
Когда Сурья сияет, мы поем хвалу богам,
А также огненному Перуну,
Которого называем губителем-потяти чем на врагов.
Велесова книга
– Слава! – Мечи с грохотом ударили в щиты. – Слава!!!
Дружина огородила вершину горы стальным кольцом. Пламя огромного костра отражалось в металле доспехов. Кровавые отсветы плясали на обнаженных клинках, заглядывали под шлемы, освещая суровые и торжественные лица людей. Огненное кольцо охватывало снаружи все воинское построение, а еще дальше – у подножия пылала еще одна цепь костров. Святая гора, окруженная сияющими обручами пламени, была видна в ночи на многие десятки километров. Все мужское население Белоозера собралось подле нее и на склонах окрестных холмов. Оттуда как на ладони можно было наблюдать празднование дня Бога Грозы и Воинов Перуна. Люди пришли сюда с вечера, стекаясь со всей Белозерской земли, жгли костры, готовясь приносить жертвы. Главное капище не могло вместить всех – там хватало места лишь для дружины и вятших мужей города, но это не исключало всех остальных из празднования – природный храм был огромен. Во тьме ревели жертвенные быки. Их двенадцать, и все они будут принесены в дар Перуну после того, как первого из них заколют на вершине горы.